Кроличья нора

«Кроличья нора» затягивает глубже и глубже с каждым эпизодом, с каждым следующим кадром. Затягивает в ощущение солнечного света, проникающего в нору через крошечные трещинки и дырочки, неведанными путями, в ощущение того, что свет этот освещает радостную и красивую картинку. Только выхода вот из этой маленькой, тесной норы нет. И не будет.

Я не тот человек, кто может действительно понять и прочувствовать страх потерять своих детей. Представить — да, но любые представления здесь будут слишком далеки от действительности, чтобы брать их за константу. Мне сложно судить, сфальшивила ли «Нора» в этом вопросе. Но я видела фрагменты из жизни нескольких человек. Я видела ту иллюзию, что что они создавали, пытаясь убедить самих себя, что всё в порядке и жизни продолжается. Я видела загнанное глубже в тайники больное чувство вины. Я видела тщательно подавляемую ненависть ко всему свету, который живёт и процветает. Я видела горькие слёзы. Я видела людей, которые мечутся в тесной клетке, из которой нет выхода. Это страшно.

Создатели «Кроличьей норы» балансируют на тонкой-тонкой грани между глупым пафосом и морализаторством и бесконечной агонией. И им удаётся не сорваться ни в одну из этих пропастей. Картина, которую рисует лента, кажется в какой-то мере жестокой, несправедливой и в какой-то мере ненастоящей, но реальной до дрожи. Со всеми вспышками гнева и непониманием, обидой и виной, раскаянием и поддержкой. История запутавшихся, потерявшихся в своей боли людей, которые пытаются продолжать жить, и не понимают, что можно делать дальше.

Инициатором перенесения на экран пьесы, получившей Пулитцеровскую премию, стала Николь Кидман, и я её прекрасно понимаю. Такие роли, как образ Бекки, можно найти не часто. Николь играет на полутонах, не позволяя себе сорваться в истерический смех или в отчаянные слёзы, но каждая выдавленная сквозь боль полуулыбка, или прикрытые глаза, чтобы сдержать ярость, всё это — намного глубже и сильнее, чем выставленные напоказ эмоции. Аарон Экхарт на фоне партнёрши не то что теряется, а скорее блёкнет, совершенно замкнувшийся в себе. Хотя в какой-то мере именно благодаря этому на экране — дуэт отдалившихся друг от друга, совершенно разных, но объединённых одной болью людей. А вот Дайэнн Уист производит действительно неизгладимое впечатление. Буквально несколькими сценами она создаёт ярчайший образ, который вместе с Бекки рисует страшную картинку.

Есть в ленте и то, за что взгляд цепляется, что дополняет картину. Это — внимание к деталям. Таким, как тщательно прорисованный комикс RabbitHole, как рисунки Дэнни и детское кресло, и те журналы Бекки, и кулон её матери, и сломанный цветок. Мелочи, на которые не обращаешь обычно внимания, вот что делает фильм по-настоящему живым и больным.

«Кроличья нора» не вывернула меня наизнанку, что должна была бы сделать. Но она оставила после себя ощущение горькой пустоты внутри, пустоты, которую нечем заполнить.